Самоубийство связано с неспособностью служения.
Габриэль Марсель
Имеет ли право человек вмешиваться в течение природы? Тут ответ, скорее всего, наверняка будет положительным, ведь всю свою жизнь люди так или иначе делают выборы, которые отражаются на их состоянии в полной мере. А вот имеет ли кто-нибудь право делать этот выбор за них? Когда человек не в состоянии быть человеком, когда надежды нет, действительно ли жизнь – это позор, а смерть – выход? Как можно представить полномочия, которые позволят делать подобные выводы?
Умельцы уже переделали известное изречение с плавающей запятой в «легализовать нельзя противодействовать», но пока запятая стоит однозначно после «нельзя», эвтаназия разрешена законом только в странах Бенилюкса и некоторых штатах США. Но если законодательная позиция для медицины известна, то как быть с моральной? Клятва Гиппократа гласит: «Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути подобного замысла». А еще в ней было сказано, что непозволительно врачевать раба без согласия его хозяина. Ну да дело не в этом, в любом врачебном кодексе мира заложен принцип милосердия к больным. И чем же считать эвтаназию для людей, истошно её просящими? Помощью? Убийством или помощью в самоубийстве? Но для общества она остается убийством. Джек Кеворкян в конце концов отсидел в тюрьме за то, что целью свою жизни он избрал помощь подобным больным. Хотя я почему-то уверен, что он ни о чем не жалеет.
Неоднозначности вопроса эвтаназии добавляет еще и относительность термина «неизлечимый», когда никто не берётся сказать точно, как сложится судьба того или иного больного. Ведь всегда вспомнится несколько случаев, когда какой-то умирающий, отчаянно просивший эвтаназии, потом придёт целовать руки врачу за то, что тот его не послушал. Но как быть с тысячами, умиравшими в невиданных мук, так и не будучи услышанными?
Матеріал взято із старої версії сайту «Пороги».
Автор : Карл фон Клаузевиц